Основатель Amazon Джефф Безос (Jeff Bezos) в июне выступил на конференции «Будущее газет» (Future of Newspapers) в Турине. Краткий пересказ приводит CNBC.
Ключевой тезис выступления Безоса, который в 2013 году купил The Washington Post за 250 миллионов долларов прост: следует сосредоточиться на читателях и попросить их заплатить. Эта тактика, очевидно, сработала в случае американской газеты, которая стала прибыльной в 2016 году.
Вот его основные тезисы:
Сосредоточьтесь на читателях, а не рекламодателях. В конечном итоге рекламодателям тоже нужна хорошая аудитория, так что аудитория первична для бизнеса.
Не сокращайтесь по дороге к значимым результатам. В случае The Washington Post газета проводила сокращения, в то время как ей не хватало пространства для разбега. С момента покупки газета наняла 140 репортеров и значительно усилила техническую команду.
Не ожидайте покровительства или благотворительности. The Washington Post специально управлялась как прибыльный бизнес, а налагаемые ограничения порождают творческие решения.
Используйте технологию, но не становитесь ее рабом. The Washington Post разработал паблишинговую платформу Arc, которую не только использует сам, но и лицензировал для The Los Angeles Times b The Chicago Tribune. Он также использует большие данные для тестирования заголовков и экспериментов с вовлечением пользователей. Однако этим он не подменяет качественную журналистику.
Одной рекламой поддержать расследовательскую журналистику невозможно. Текущий рыночный ландшафт несовместим с дорогим производством расследований. Для того, чтобы делать расследования, надо попросить людей платить. The Washington Post так и поступил, и люди с удовольствием согласились платить.
Medium-издание Thoughts on Journalism опубликовало колонку This article is worthless Эндрю Данна (Andrew Dunn), главреда CharlotteAgenda (гид по городу Шарлотт в Северной Каролине — крупнейшему в штате). Тезисы Эндрю:
Статья сама по себе как форма письма девальвировалась, ее цена равна нулю. 300 слов обойдутся любому желающему в несколько долларов.
Тысячи людей делятся прекрасными произведениями с миром. Этих произведений больше, чем может потребить человек. И даже лучшие из них финансово не окупаются. Он приводит в пример опыт Mother Jones — расследование о частных тюрьмах, стоившее 350 тысяч долларов, повлиявшее на государственную политику, но заработавшее лишь 5000 долларов на рекламе.
Гнаться за просмотрами страниц — вести заведомо проигранную битву. Mother Jones не заработала, но повлияла. Кроме того, метрики несовершенны — никто не может подсчитать, сколько человек благодаря материалу о тюрьмах решили продлить подписку. А ведь это решение особенно зависит от способности контента влиять на аудиторию.
При этом влиятельных журналистов, особенно на региональном уровне, воспринимают так, будто они взаимозаменяемые шестеренки в общем механизме. В действительности журналисты, которые умеют привлекать лояльную аудиторию, становятся все более ценными. Та же Mother Jones собирает с 200 тысяч подписчиков по 12 долларов в год, то есть почти 2,5 миллиона в год. Значение для устойчивой бизнес-модели имеют именно эти 200 тысяч, а не выручка от рекламы.
Если вы работаете в местной прессе, и ваш читатель не готов ради вас вытащить бумажник, ваша работа в опасности — и качество вашего контента не играет роли.
The New York Times, The Atlantic, Vanity Fair, WNYC и издательство Gannett начали бороться с фейками рекламными кампаниями, объясняющими ценность журналистики и правдивого изложения фактов, пишет Adweek.
Gannett в своей кампании, которая будет вестись во внутренней рекламной сети (только у USA Today Network 110 миллионов посетителей в месяц), подчеркнула работу местной прессы вроде газет The Tennessean и Milwaukee Journal Sentinel.
Радийщики с WNYC попытались объяснить аудитории, что не следует слишком доверять Твиттеру (слоган кампании — Tweets are not the whole story).
The New York Times центром своей кампании сделала правду, The truth.
Интересно, что на подобный шаг пошли не только издатели, но и платформы. 13 апреля Bloomberg писал о том, что Facebook выкупил в немецких газетах (включая Bild, Sueddeutsche Zeitung и Die Welt) целые полосы под рекламные модули, объясняющие, как бороться с фейками. Страница в Bild стоит 500 тысяч евро, в Die Welt — 50 тысяч.
Одновременно советы по выявлению фейков получили 29 миллионов немецких пользователей.
Предполагается, что к 2027 году редакции будут широко использовать системы искусственного интеллекта. Columbia Journalism Review по следам соответствующего отчета AP описывает будущее журналистики через 10 лет.
Исследование предполагает, что ИИ сможет не только писать некоторые новости, но и поможет журналистам выявлять паттерны и тренды из нескольких источников; превращать данные и устную речь в текст; текст в аудио и видео; вычленять эмоции из текста; анализировать изображения на предмет объектов, лиц, текста, цветов — и так далее.
Для журналистики, привлекающей весь этот арсенал, предлагается новый термин — «дополненная журналистика» (augmented journalism). Предполагается, что успех издания все равно будет зависеть от журналистов, умело применяющих инструменты, а не от роботов.
Дается краткое (и невероятное) описание дня журналиста в 2027 году.
В 8 утра журналист, освещающий проблемы окружающей среды, едет в беспилотном автомобиле в ньюсрум. Сенсоры, которые он разместил в Спрингфилде, передают на экран такси, что воздушная среда в Спрингфилде на 10 процентов хуже, чем обычно. Журналист отправляет пару дронов для забора проб воды и воздуха.
В 8:30 приходит оповещение от мониторинга социальных сетей — пользователи чаще говорят о загрязнениях в Спрингфилде и приступах астмы у детей.
В 9 утра в ньюсруме журналист запрашивает у своего компьютера голосом результаты тестов от дронов. Он связывается с одной из матерей из Спрингфилда и организует интервью.
В 10 утра он использует шлем смешанной реальности, чтобы рассмотреть сотни свежих фотографий Спрингфилда и видит, что видимость (показатель загрязнения) ухудшилась, а сильнее всего это заметно около новой фабрики.
Он собирает изображения с автоматических камер региона и с помощью алгоритмов компьютерного зрения сравнивает изменение видимости на фотографиях с течением времени.
11 утра. Журналист просматривает правительственные записи. Ему помогает искусственный интеллект. Они обнаруживают, что в других местах владельца фабрики оштрафовали за манипуляции данными проверок на уровень выброса вредных веществ.
Он звонит пиарщикам фабрики, по результатам разговора ему кажется, что те что-то скрывают. ИИ считает, что голос на том конце звучит неуверенно и нервно.
Полдень. Голодный журналист просит доставку посоветовать рецепт, основанный на любимых ингредиентах. Система оптимизирует предложение, а через 20 минут дрон сбрасывает на площадку у окна ньюсрума еду.
13:00. Сытый журналист прочесывает другой набор правительственных записей. Он обнаруживает родственную связь между владельцем фабрики и проверяющей в Спрингфилде. На эту связь указал ему алгоритм, а журналист сделал выводы.
14:00. Журналист надевает шлем виртуальной реальности и запускает два дрона в район фабрики. Он обнаруживает источник выхлопа и акцию протеста. Искусственный интеллект оценивает размеры толпы, а также накладывает тепловую карту, помогающую найти источник загрязнений.
Он едет на фабрику, но к интересующему его месту пройти не может — охрана не пускает. Он опрашивает пару рабочих, те говорят, что с момента открытия фабрики не видели инспектора.
15:00. Журналист останавливается в местном кафе, чтобы поговорить с матерью двоих детей-астматиков. Искусственный интеллект анализирует запись и считает, что женщина была искренней.
16:00. Журналист снова звонит на фабрику, но представитель отказывается от комментариев. Он натравливает на предыдущие пресс-релизы автоматического помощника и выясняет, что никто и никогда не извинялся и ранее.
17:00. Журналист диктует материал приложению на смартпьютере. Тот форматирует и «вычитывает» историю. Редактор получает уведомление, просматривает материал и одобряет выпуск. Статья, на диктовку которой понадобилось несколько минут, распространяется на все возможные платформы.
Издание The Intercept пишет о том, что The Washington Post оказался первой газетой-лауреатом Пулицеровской премии, которая призвала к уголовному преследованию собственного источника.
Речь идет об Эдварде Сноудене. Три издания из четырех, получившие и опубликовавшие секретные документы АНБ (The Guardian, The New York Times и The Intercept) призвали правительство США позволить Сноудену вернуться в страну и снять с него обвинения. The Washington Post, напротив, потребовала не амнистировать сотрудника АНБ, передавшего документы.
The Intercept [не могущая считаться объективной в данном случае] справедливо указывает, что новостные издания призваны защищать свои источники. Сам факт принятия информации и ее публикации свидетельствует об общественной важности содержимого.
Именно документы Сноудена принесли The Washington Post Пулицеровскую премию за служение обществу (Public service). В новой статье The Washington Post ставит под сомнение общественную значимость хоть каких-то из документов, распространенных Сноуденом.
Интересно, что Пулицер выдали за статью о программе слежения PRISM. Новая статья The Washington Post подразумевает, что никаких нарушений в PRISM нет.
Издание Politico посвятило 16 тысяч слов рассказу о происходящем на борту президентского самолета (борт №1 в США называется Air Force One) во время 11 сентября. В тот день самолет поднялся в воздух, чтобы уберечь президента Джорджа Буша от возможных дополнительных угроз.
О технологии производства одной из самых читаемых статей Politico рассказывает Columbia Journalism Review.
Весь материал выстроен на устных рассказах свидетелей, сотрудников президентской администрации, военных и т.п. Голос самого журналиста (Garrett M. Graff) нигде не звучит — он лишь позволяет себе укоротить и немного отредактировать некоторые сообщения для ясности изложения.
Это обеспечивает сильнейший уровень погружения, превращая журналистский материал в пьесу, действие которой разворачивалось на самом деле. Сам журналист не гнался за тем, чтобы отследить все с точностью до минуты — это уже сделали за него. Его целью было передать эмоции тех, кто принимал решения.
Единственный, кто прямо отказался давать интервью на эту тему — сам президент Буш. Также не удалось опросить стюардов. Всего журналист собрал 40 часов записей.
Трудно поверить, но в то время находящиеся в самолете действительно плохо понимали, что происходит. Более того, автор уверен, что даже с существующими технологиями и мониторингом социальных сетей невозможно было бы избежать смятения, характерного для первых часов.
Выяснилось, что в силу размеров самолета переживание не было единым, те, кто находился ближе к хвосту, не знали, что происходит ближе к кабине. Таким образом действие стало еще более многогранным, разносторонним. Интересно, что журналисты, оказавшиеся на борту, знали тогда меньше остальных.
Больше всего автора поразил всемирный отклик на статью. Он подчеркивает, что жители США воспринимают нападение 11 сентября как американское событие.
Harvard Gazette публикует интервью с Никко Милом (Nicco Mele), технократом, ставшим директором Шоренстейновского центра медиа, политики и общественных интересов (Sorenstein Center on Media and Public Policy) при Гарвардской школе Кеннеди.
Тезисы из интервью:
Журналистика в экономическом кризисе, который можно сформулировать так: как зарабатывать и одновременно создать устойчивую хорошо финансируемую новостную экосистему, которая контролирует власти и информирует общественность — обе функции важны для прессы при демократии;
У изданий есть реальные возможности развития без привлечения филантропов [намек на The Washington Post, финансируемой основателем Amazon Джеффом Безосом — прим ред.] или миллиардеров, субсидирующих местные газеты [намек на Уоррена Баффета — прим.ред]. Но для этого необходимо сочетание инноваций, смелости и агрессии;
Основа кризиса связана с бизнес-моделью и затрагивает в первую очередь местные и региональные новостные издания. Вторая проблема — попытка сочетать новостную повестку и журналистику в рамках одной профессии. Чрезвычайно сложно удержать внимание аудитории в мультиканальной мультивселенной, где каждый использует несколько разных устройств (multidevice, multichannel multiverse). Сейчас мы исследуем новостную повестку с помощью алгоритмов, которые подстраивают наш опыт восприятия мира. Эти алгоритмы, безусловно, необъективны. Чрезвычайно важно понять, как работают механизмы отбора, что определяет наш взгляд на мир и препятствует выработке совместного общественного опыта.
Vanity Fair пишет, что BuzzFeed реорганизует компанию, разделив новостную редакцию и отдел развлечений.
Компания организует два отдела — BuzzFeed News и BuzzFeed Entertainment Group (BFEG);
BFEG займется всем развлекательным контентом, включая короткое и длинное видео, списки, викторины и микроконтент. Ее цель — сделать BuzzFeed развлекательным брендом №1.
BuzzFeed News сконцентрируется на работе, требующей журналистской независимости и репортерской работы. Долгосрочная цель BuzzFeed News — завоевание доверия аудитории.
Одновременно медиастратегию не придется делить на текст и видео, так как сам по себе носитель не определяет редакционного замысла.
Контекст: реорганизация произошла после того как выручка BuzzFeed не оправдала ожиданий инвесторов (в 2015 году NBC Universal вложила в BuzzFeed $200 миллионов при оценке в $1,5 миллиарда).
Mashable пишет о несоразмерности качества материалов и выручки от рекламы на примере расследования Mother Jones, посвященного частным тюрьмам.
Материал содержал 35 тысяч слов плюс графики, диаграммы, дополнительные статьи, шесть видео и документальную радиозапись;
Расследование, которое высоко оценила отрасль, обошлось некоммерческому изданию в 350 тысяч долларов;
Баннеры около материала, который прочли свыше миллиона человек, собрали лишь 5 тысяч долларов;
Контекст: через полтора месяца после выхода статьи Министерство юстиции США заявило, что закроет частные тюрьмы;
В этот раз Mother Jones объяснила свою экономику читателям — до материала о тюрьмах пожертвования на Mother Jones вносили около 2000 человек (ежемесячно получалось 28 тысяч долларов).
По словам главреда и гендиректора, если бы 0,02% посетителей подписались на ежемесячный взнос в 15 долларов, денег в будущем хватало бы на подобные расследования.
Цитата: «Я не думаю, что о журналистике, по крайней мере, том её виде, по которому мы специализируемся, следует думать как о продукте, который окупается в традиционном рыночном смысле. Рыночного механизма, который мог бы поддержать такую журналистику, не существует»
Основатель Gawker Ник Дентон опубликовал колонку How Things Work — один из последних материалов издания Gawker.com, которое закрылось 22 августа 2016 года. Колонка не отличается структурированностью, скорее это набор мыслей, резко переходящих одна в другую.
Холдинг Gawker Media Group, за который заплатили $135 миллионов, продолжит работу, сотрудники закрывающегося Gawker.com перейдут в другие издания холдинга.
Тезисы Дентона:
Мелкая месть миллиардера Питера Тиля (Gawker рассказал о том, что Тиль гей) делает того в собственных глазах защитником частной жизни — удобная позиция для борьбы с сайтом, который проповедовал радикальную открытость и считал благотворными силу слухов;
Цитата разработчика Gawker Дастина Кертиса: «Хотя результат омерзителен, Питер Тиль поставил красивейший мат»;
Gawker.com был успешен как с аудиторной, так и с экономической точки зрения. Однако его судьба показывает, что происходит, когда журналистам позволяют говорить то, что они думают;
Вероятно, судьба Gawker была предрешена, если учитывать, с какой легкостью богатый сторонник Трампа может задействовать юридическую систему, чтобы уничтожить издание, критикующее его и его друзей;
Gawker был самым хара́ктерным активом всего холдинга, хотя и не первым (первым был техноблог Gizmodo). Gawker впитал вековой давности цинизм таблоидов и усилил его данными о том, что люди хотят читать. Это был эксперимент по сокращению расстояния между журналистом и страницей, по созданию издания, свободного от коммерческого давления и не нуждающегося в респектабельности — издания, сдерживаемого только рамками закона.
Gawker стал школой журналистики, разбросав своих выпускников по самым разным изданиям. Кроме того, Gawker позволял себе публиковать материалы, которые никто другой не опубликовал бы, и не пытался поддерживать хорошие отношения с ньюсмейкерами.
За все время Gawker опубликовал 200 тысяч материалов, задев тысячи публичных персон. Одной из них оказалась Питер Тиль. И после статьи о его гомосексуальности, а также других материалов, которые могли повлиять на его бизнес, он назвал репортеров Valleywag (колонка, позднее ставшая частью Gawker) террористами.
* Величайший комплимент, который можно сделать любому журналисту Gawker — назвать его бесстрашным, намеренным сказать то, что должно быть сказано несмотря на последствия. Но несмотря на бесстрашие, Gawker не вел себя неразумно. Юристам Тиля понадобилось четыре года, чтобы найти материал, за который можно зацепиться. Не было ни случаев плагиата, ни конфликта интересов, ни заканчивающихся увольнением ошибок и исправлений.
Один из любимых тегов Gawker был How Things Work. Материалы в нем объясняли, как и что устроено изнутри, что приводит вещи и явления в движение. Гибель Gawker сама по себе могла бы стать материалом. Она показывает, как все устроено.
