Платформы и агрегаторы годами старались избежать столкновения с регуляторами и не брать ответственность за решения, которые можно расценивать как проявление редакционной политики.
С одной стороны, любая редакционная деятельность угрожала их нейтралитету и грозила обвинениями в ангажированности. С другой, самопровозглашенных регуляторов не любят власти.
Потребовалось полтора десятка лет, чтобы сформулировать новое понимание того, как быть в пограничных случаях. Теперь нейтральные платформы становятся провайдерами контекста.
Четыре новых правила жизни платформ
- Вместо расследования обстоятельств указывается структура владения источника информации. В частности, Facebook указывает местоположение людей, управляющих страницей, а теперь — наличие государственного капитала в тех или иных медиа.
- Платформы избегают конфликта интересов в бизнесе. В частности, они будут блокировать попытки размещения рекламы госСМИ (Facebook уже начал этот процесс, пишет The Information).
- Высказывания чиновников не удаляются, но сопровождаются дополнениями, если это необходимо. Также могут запускаться механизмы, ограничивающие распространение сообщений на платформе. Примеры: недавний демарш Twitter в отношении твитов Трампа, отказ Snap продвигать учетную запись Трампа.
- Рептилоиды могут остаться, но им не рады. Фейки, теории заговора и многое другое не удаляются. Их распространение в особых случаях пессимизируется, а в типичных — сопровождается объяснениями.
Эти четыре правила работали не всегда, они вырабатывались последние четыре года (со времени выборов Трампа) и теперь готовы к употреблению. Раньше у алгоритмической ленты платформ было всего два вида сообщений: обычные и рекламные. Теперь добавляется третий вид — комментарии к обычным; те сообщения, о которых платформе есть, что сказать.
Стоит уточнить: эта структура все еще выстраивается. Например, Марк Цукерберг заявил, что:
Я искренне считаю, что Facebook не должен судить об истинности всего, что люди высказывают онлайн. На частные компании, а особенно платформы, не должны возлагаться такие обязанности.
Его высказывание вызвало жесткую критику, но в целом Цукерберг ничего нового не сказал. Платформы уже демонетизируют сомнительный контент, пессимизируют его выдачу и делегируют проверку истинности фактчекерам с тем, чтобы показать результаты проверки рядом с контентом.
Безусловно, пройдет много времени до того момента, когда Facebook захочет официально взять на себя всю ответственность за эти решения — в том числе юридическую.
О юридической части см. колонку Фредерика Филлу. Он предполагает, что закон, позволяющий платформам переложить ответственность за публикуемое на пользователей, должен быть существенно доработан. Ведь в США он принимался, когда Цукербергу было 12, и речь шла не о социальных сетях, а о гоняющих по проводам байты телекоммуникационных компаниях.
Удивительно, как история повторяет себя. Ранний интернет был подобен докодексовому Голливуду, когда на экране допускалось все или почти все. Регулирование было слабым, хотя в 1915 году Верховный суд и принял решение, что свобода слова на кино не распространяется.
В 1934 году вступил в действие кодекс Хейса, который сделал Голливуд совершенно пуританским. Интернет сейчас пытаются превратить в нечто подобное, но безуспешно, потому что мы быстро переходим в третью фазу.
В 1968 году кодекс заменили системой возрастных рейтингов, и теперь мы знаем, на что рассчитывать, когда видим ту или иную рекомендацию. Более сложную, но аналогичную систему сейчас вводят и платформы, объясняя, какой «рейтинг» (контекст) соотвествует тому или иному посту.
Принципиальное отличие от кодекса в том, что каждая платформа сейчас создает систему контекстного рейтингования сообщений самостоятельно. Неизбежно появляется пространство для маневра, торга и уступок; было бы правильнее, если бы появилась отраслевая объединенная система контекстных пометок. Тогда можно было бы рассчитывать на сокращение роли госрегуляторов в рекомендациях и распространении пользовательского контента.
